В кают-компании одного из самых современных кораблей Северного флота довелось мне увидеть картину-пейзаж, необычную для флотского интерьера: утро на болоте. С давних времен кают-компании военных кораблей украшались произведениями живописи, дабы глаз офицера во время краткого отвлечения от трудов и баталий мог отдохнуть на возвышенно-прекрасном.
Но болото...
- Не мы выбирали,- оправдательно заметил командир. - Однако привыкли. Даже нравится. И название офицеры картине дали флотское: «Утро вахтенного офицера».
Он лукаво улыбнулся:
- Мораль налицо: заснешь на вахте - проснешься в болоте.
Как-то я рассказал о картине своему приятелю - подводнику Лушину. Тот даже вскрикнул:
- Это же мой сюжет!
И тут же рассказал историю, которая произошла с ним в пору офицерской молодости, но живо помнится до сих пор как вещее предостережение.
- Был я в те годы,- начал Лушин, - еще капитан-лейтенантом, но штурманил давно. А главное, при моем комарином весе практически не уставал. Мог сутками не вылезать из штурманской рубки. Однако даже сивку, говорят, укатали крутые горки. Так случилось однажды и со мной.
Атомоход наш вывез в море «науку», то есть ученых, которые проводили свои исследования, а экипаж их обеспечивал. Не поход, а эквилибристика. Сплошные всплытия и погружения. Под водой самые невероятные маневры. И все это не в океане - до берега рукой подать. Тут штурман гляди в оба.
Мы с командиром всех чертей вспомнили. «Науке» же некогда, они торопятся. Сами спят вперемежку, а мы с командиром, как роботы.
Третьи сутки пошли. Перед рассветом снова всплыли. Надолго. Командир видит, что я мимо трапа пытаюсь наверх лезть, сжалился:
- Идите, штурман, сосните часок.
Часок - шестьдесят минут. Раздумывать некогда. До каюты я летел - и сразу на боковую. И вдруг испугался: десять секунд прошло, двадцать - не заснуть. От радости, что ли, сон пропал? Взял «Роман-газету». На берегу начал читать с интересом, а в море проверено: абзац, максимум два - и уже не разбудишь. Открыл заложенную страницу, подумал: знал бы Сергей Крутилин, что его «Липяги» так используются, крепко бы обиделся. И тут по громкоговорящей связи крик: «Штурману наверх!»
Вылетел - у командира глаза круглые, подбородок отвис:
- Штурман, где мы?!
Я первым делом в небо: облаков, ветра нет, легкая дымка, утренние звезды не погасли.
- Где мы, штурман?! - прохрипел командир.
И тут я опустил взгляд. Горизонт был в кабельтове, не больше: берег, поросший ельником. Вправо, влево, вокруг - то же самое. А посредине мы. Озеро - не озеро, болото - не болото камыши, кувшинки, а из шпигатов - ржавая вода.
Как же мы сюда попали? Подземный канал какой или что? А главное - где мы? В голове - ералаш. Вдруг смотрю - на песчаном берегу телега о двух лошадях. Сдали они ее задними колесами в воду. На телеге - бочка. Какой-то древний дед в треухе зачерпывает бадейкой на шесте воду в болоте.
Глянул я на деда, он на нас - и остолбенел с перепугу.
Свой я, дедушка, свой! - кричу. - Где мы?
- Как где? - Недоуменно поправил тот треух. - В Липягах.
Удивиться не успел. «Штурману наверх!» - прогрохотала громкоговорящая связь. Вскочил, глянул на часы: шестьдесят минут, подаренные командиром, проскочили. А дальше не разберусь: где корабль настоящий, где приснившийся. На мостик выбрался. Командир посмотрел на меня с опасением:
- Что, штурман, с вами?
Пожал плечами.
- Сон,- говорю,- приснился, товарищ командир.
- Кошмар, что ли?
- Так точно.
- Небось на берегу с кораблем оказались или в болоте всплыли?
Тут уж, наверное, у меня глаза от удивления округлились. А командир засмеялся и, поежившись в канадке, сладко зевнул.
- Для нашего брата - самый полезный сон. Лучше во сне страха натерпеться, чем на мостике.
Лушин закончил рассказ: видимо, есть в этих всех болотах что-то не случайное, образ некоей абстрагированной опасности, которая откладывается в подсознании тех, кто с реальными сложностями плавания имеет повседневное дело.
Правда, со временем, с возрастом организм все-таки приучается упорядочивать психологические перегрузки. И чаще морякам берег снится уже в спокойных, домашних тонах. По крайней мере так говорит капитан 1 ранга Лушин. И ему, подводнику-атомнику, Герою Советского Союза, большую часть своей флотской службы проведшему в море, можно верить.
