Однажды, просматривая свои давние бумаги, наткнулся на записную книжку штурмана, в которой аккуратно и подробно были перечислены обязанности вахтенного офицера на подводной лодке. Отдельные абзацы подчеркнуты цветным карандашом. Все говорило о том, что записи велись с большим старанием.
Перелистав свою записную книжку, я невольно улыбнулся, вспомнив, какой случай в начале флотской службы побудил меня к столь тщательной проработке уставных требований.
Гвардейская подводная лодка «малютка», прославившаяся боевыми походами в Великую Отечественную войну, готовилась к выходу в море. Но заболел штурман старший лейтенант Юрий Мингулин, и было принято решение послать в поход штурмана с другого корабля. Кроме меня, никого не оказалось. Я надел новый китель, хорошо отутюжил брюки и пошел представляться командиру.
В каюте, которая казалась для него тесной, меня встретил огромного роста капитан 3 ранга И. Невинный. Даже не верилось, что этот двухметровый гигант помещается в отсеках «малютки». Командир поздоровался со мной за руку, усадил и начал расспрашивать о береговой черте, глубинах, островах и других подробностях района плавания. Я старательно отвечал на вопросы командира, а в памяти, как назло, всплывали курьезы, связанные с ростом командиров «малюток».
- Что вы улыбаетесь? - вдруг спросил Невинный, прервав мои воспоминания. Я даже поперхнулся, а Невинный строго заключил:
- Смотрите, чтобы плакать не пришлось!
Не думал, я тогда, что эти слова окажутся пророческими. Выход был назначен на следующий день, в утренние сумерки, а возвратились мы через несколько суток. Плавание небольшое, недолгое - одно удовольствие... Если бы не случай на вторые сутки нашего похода.
«Малютка» находилась в надводном положении, заряжая аккумуляторную батарею. Ярко светило солнце, залив покоился в штиле, и подводная лодка неторопливо меряла галсы в отведенном ей полигоне.
Я нес вахту на мостике, стоя на небольшой откидной подножке, облокотившись грудью о крышку ограждения рубки. Перед заступлением я решил надеть сапоги, стоявшие у штурманского столика. Это были сапоги штатного штурмана на четыре размера больше моей ноги. Уже третий час стоял я на вахте, и монотонное постукивание дизеля вместе с ласково пригревающим солнцем при полном безветрии убаюкивало. Чтобы не задремать, приходилось периодически поворачивать голову то вправо, то влево, чередуя осмотр горизонта и водной глади перед форштевнем с разглядыванием палубы. На «малютке» палуба была довольно широкой, так как имела специальное оборудование для постановки мин. Сверху был деревянный настил и множество лючков, задраенных на барашки. Мне показалось, что один из люков не задраен. Я приказал сигнальщику внимательно смотреть вперед, а сам, без доклада вниз командиру, решил спуститься на палубу. Выбравшись через узкие дверцы ограждения рубки, осмотрел лючок, он был в порядке. С удовольствием выпрямился, разминая затекшее тело, и тут увидел обгоняющий нас транспорт, о котором я еще не доложил командиру. Штиль, яркое солнце, похожий на плывущую детскую игрушку транспорт - все это представлялось цветной фотографией из иллюстрированного журнала. Невольно залюбовавшись этой картиной, я замешкался на палубе. Ощущение всеобщего покоя и умиротворенности притупило все остальные чувства. Да и чем мог грозить нам транспорт, по всем правилам обгонявший нас в штилевую погоду.
Между тем море всегда есть море. Транспорт, уходя вперед, оставлял за собой зеркально гладкие, пологие, но мощные волны. И как только первая волна достигла нашего борта, «малютка», словно чайка, качнулась сверху вниз, накренилась - и я даже не понял, что падаю, а лодка выскальзывает из-под меня.
Когда вынырнул, то увидел лишь тонкую, похожую на веретено корму удаляющейся «малютки». Еще не осознав своего положения, крикнул, но работающий дизель, конечно, заглушил мой голос. Сигнальщик же, которому я приказал смотреть внимательно вперед, неподвижно вырисовывался над рубкой, как памятник. В голове какой-то сумбур мыслей: «Почему? Что случилось? Что делать?..»
Огромные сапоги, тут же напомнив о себе, потянули вниз. Постепенно мною начал овладевать страх, но не только за свою судьбу, а и за события там, на лодке. Что подумают, когда обнаружат мое отсутствие? Что делать командиру? Я с ужасом вспомнил, что в этом месте глубина моря 100 метров. Изловчившись, схватил двумя руками правый сапог и с трудом, хлебнув изрядную порцию воды, стащил его с ноги. Не мешкая занялся вторым. Стало легче - и мысли стали четче, логичнее. Я поднял левый сапог над головой, еще не зная зачем, - и вдруг меня осенило: ведь это отличный поплавок. Снова погрузил сапог в воду, стараясь держать его вертикально, подошвой кверху. Теперь можно было не беспокоиться о собственной плавучести.
С благодарностью вспомнил штурмана Юру Мингулина - это на его сапоге я сейчас держался посреди залива. Вспомнил и шутки над Юрой его друзей по поводу обуви огромного размера. Да, но что же на лодке? Ведь ни мало ни много исчез вахтенный офицер. Должен же заметить командир отсутствие его докладов.
Но стандартность обстановки не вызывала особой нужды в этих докладах, и только через полчаса капитан 3 ранга Невинный решил подняться на мостик. Он пролез через рубочный люк и уселся на свое откидное кресло, такое же, как и у вахтенного офицера, только с другого борта. Недоуменно посмотрел на пустое место с противоположного борта и спросил сигнальщика, где вахтенный офицер.
- Спустился в надстройку, - ответил тот.
На лодках в надстройке помещается надводный туалет, по-морскому гальюн.
Командир только скривил губы, нелестно думая о молодом лейтенанте, не задумываясь нарушающем Корабельный устав и самовольно оставляющем вахту. Но вот прошло еще несколько минут - и Невинный почувствовал: случилось что-то неладное. Заглянул в надстройку, быстро поднялся на верх рубки, оглядел оба борта и понял - вахтенный офицер оказался за бортом. Но когда, почему?
- Стоп дизель, - пролетела команда вниз по переговорной трубе. Наступила тишина. Командир внимательно начал осматривать штилевую поверхность залива от борта до горизонта. Чисто, ни пятнышка.
- Право на борт, электромотору малый вперед!
Лодка развернулась на обратный курс. Грузный командир дважды слетал по трапу в центральный пост, что-то измерял на карте. Потом успокоился, сел на свое место, осматривая горизонт и поверхность воды в бинокль. Через 15 минут сигнальщик доложил.
- Прямо по курсу, дистанция 20 кабельтовых плавающий предмет!
Этим предметом и был я с сапогом.
Форштевень «малютки» и носовая часть рубки со звездой наползали, словно гигантский утюг. Холодная вода совсем притупила чувства, я только ждал, когда все кончится. Лодка близко подошла к сапогу и, как на швартовке, после отработки мотором назад, точно остановилась серединой борта в метре от меня.
На палубе уже стоял боцман с бросательным концом. Но он не понадобился, я толкнулся ногами - и меня поднесло к самому корпусу. Боцман подал руку - и вахтенный офицер вместе с сапогом оказался на палубе.
Подняв голову, я видел, как командир смотрел вперед, не выражая никаких чувств. С моих брюк и кителя стекала вода. Я разделся, выжал все и снова облачился. Пролез через надстройку рубки на мостик и вытянулся в струнку.
Не поворачивая головы, капитан 3 ранга Невинный коротко выдохнул:
- На вахту!
Через 4 часа мы закончили зарядку, а вскоре были в базе.
Много лет прошло после этой истории, тысячи вахт остались позади. Но осталась от тех времен и записная книжка. Сколько я носил ее с собой, постоянно перечитывая, прежде чем капитан 3 ранга Невинный сделал роспись мне в зачетном листе о повторном допуске к самостоятельному несению ходовой вахты. Он уговорил моего командира доверить ему принимать этот зачет у меня, так как, мол, много занимался со мною на выходе и считает своей обязанностью довести дело до конца.
Многие годы стояла эта книжка у меня на полке в каютах подводных лодок, на которых довелось служить. Открыл ее, и обязанности вахтенного офицера, выученные десятки лет назад, припомнились, как будто учил их только вчера.
