«Лечу... Сигнальные лампочки показывают, что все у меня нормально, что давление везде есть, что оба компонента подошли к выходным кранам. Даю я ручку пуска жидкостного реактивного двигателя. Знаю, получишь удар в спину и понесешься... А тут вдруг ничего нет. Быть может, времени прошло меньше секунды, а мыслей в голове пронеслось множество. В воздухе секунды длинные...
Не успел я сообразить, что же получилось, - страшенный взрыв сзади. Такой, со звоном в ушах! Машину мгновенно поставило вертикально. У меня прямо искры из глаз посыпались. Перегрузка не только больше эксплуатационной, но и больше расчетной. Как выяснилось потом, крыло деформировалось и в обшивке возникли трещины.
Машина вошла в авторотацию, сделала несколько восходящих бочек. Ручка мне по ногам. Я понял: дело дрянь - там, где были рули, больше ничего нет. Расстегнул ремни, раскрыл фонарь. Собираюсь прыгать. Машина в это время шла боком. Посмотрел на землю и, это мне очень хорошо запомнилось, подумал, как жестко будет приземляться: ведь - ноябрь, и земля промерзла. Ох, думаю, будет неприятно, и инстинктивно схватился за ручку. Ее трясло со страшной силой. Но потянул, смотрю - машина немного управляется. Стоп, думаю, прыгать рано. Подобрал режим минимальной тряски - лечу. Попробовал - рулей слушается вяло, на большие углы не взбирается. Ноги шасси выпускаются. Решил - буду пытаться сажать...»
-----
Сначала в безмолвное небо взлетают пучки разноцветных огней.
Потом они рассыпаются в воздухе причудливыми гроздьями.
Потом доносится грохот залпа.
Потом мы видим, как каждый огонек начинает падать, на секунду застывает, словно цветок, поникший на тонком стебельке дыма, и исчезает.
Потом все повторяется сначала.
Зрелище салюта обычно настолько завораживает, что даже мальчишки двенадцати лет забывают задать свой вечный вопрос: а как это сделано?
Фейерверки, потешные огни и ракеты были известны людям с незапамятных времен. Устраивались они очень просто: в железную или бамбуковую трубку закладывали порох, добавляли какое-нибудь вещество, придающее пламени желтый, красный или зеленый цвет, и поджигали. Ракета, ко всеобщему восторгу, взмывала в вышину, и ни зрителям, ни пиротехникам было невдомек, что они, по существу, имеют дело с первым реактивным двигателем - двигателем, которому будет суждено начать целую эпоху в истории человеческой цивилизации.
Порох горит в трубке. При горении образующиеся газы вырываются через открытый нижний конец. Сама трубка, подчиняясь закону сохранения количества движения, летит в противоположную сторону - вверх.
Случалось ли вам, надувая воздушный шарик, вдруг выпустить его из пальцев? Если случалось, то вы, наверно, замечали, что шарик не просто падает на пол, а начинает метаться по комнате, пока из него не выйдет весь воздух. Или другой пример. В дни моего детства было очень популярно такое развлечение: купить в аптеке детскую соску, наполнить ее водой из-под крана так, чтобы она раздулась до размеров большой груши, и затем подбросить над головами приятелей. Оранжевый снаряд несколько секунд носился по воздуху, заливая водой визжащих ребят. (Когда взрослым надоело наше озорство, они повесили в аптеках объявление: «Соски детям до шестнадцати лет не продаются».)
И ракета, и шарик, и оранжевая груша приходят в движение под действием одной и той же силы - реактивной силы струи, вытекающей назад с большой скоростью.
Попытки использовать эту силу делались уже в 18 веке. Еще Бернулли проделывал такой опыт: на корму игрушечной лодки ставил бачок с водой, в стенке которого было проделано отверстие. Когда из отверстия вынимали пробку, струя воды вытекала за корму и лодочка начинала двигаться вперед. Замерив скорость движения лодочки, Бернулли даже подсчитывал силу реактивной струи.
Несколькими десятилетиями позже изобретатель Сегнер построил гидравлический двигатель, который вращался за счет реакции воды, вытекающей из труб по касательной к ободу колеса. Леонард Эйлер очень интересовался его работами, помогал ему советами и расчетами. Двигатель работал, вращая мельничные жернова, и работал неплохо, но большого распространения не получил - его вытеснила паровая машина Уатта.
Огромное внимание реактивному принципу движения уделял Константин Эдуардович Циолковский. И немудрено. Ведь реактивный двигатель, в котором горение топлива может происходить без атмосферного воздуха, - единственная пока возможность для человека вырваться из пределов земной атмосферы. А все мечты знаменитого энтузиаста межпланетных перелетов были отданы именно космосу.
И все же первое широкое применение реактивная техника нашла себе лишь в годы Великой Отечественной войны.
...В то утро несколько немецких батальонов стягивались к переправе. Рота советских бойцов, окопавшихся на нашем берегу, должна была задержать их наступление на этом участке, дать время своему полку закрепить оборону. Но силы были слишком неравные: у немцев были танки, пушки, самоходные орудия, у наших - только бутылки с горючей смесью и противотанковые ружья. Они понимали, что обречены, но были готовы исполнить свой долг.
Вот уже немецкая пехота под прикрытием кустарника заняла исходные позиции для атаки.
Вот уже танки, ревя моторами, двинулись к узкой полоске брода.
Начали падать первые немецкие мины.
И тут случилось нечто неожиданное и непостижимое.
Какие-то яркие полосы прочертили небо над головами наших бойцов, и мгновенно вражеский берег окутался дымом и пламенем десятков разрывов. Буквально через минуту снова: свист над головой, яркие молнии и адский грохот, бьющий по барабанным перепонкам.
Когда дым рассеялся, берег был неузнаваем: изрытый воронками, заваленный трупами немецких солдат, разбитой техникой, он походил скорее на склон горы после землетрясения. Не веря своим глазам, смотрели защитники нашего берега на эту картину мгновенного и полного разгрома врага, бывшего несколько минут назад таким грозным.
Оставшиеся в живых немцы бежали, бросая оружие.
Через несколько часов рота прикрытия, не потеряв ни одного человека, присоединилась к основным силам полка.
Так была впервые применена на фронте реактивная артиллерия - знаменитые катюши.
Снаряд катюши имеет в передней части мощное взрывчатое вещество, а в задней - канал, заполненный специальным твердым топливом. При выстреле электрическая искра зажигает топливо, и снаряд, отбрасываемый вперед реактивной силой вылетающих при горении газов, устремляется к цели. Только разгоняется он не внутри ствола, а по специальным рельсам-полозьям, собранным в широкий стальной пучок - двенадцать, шестнадцать штук вместе. Поворот маленького электрического маховичка - и шестнадцать огненных следов почти одновременно прочерчивают небо.
Катюши наводили ужас на немецких солдат. Закрепленные прямо на автомашинах, не нуждающиеся в долгой установке на позициях, как обыкновенные пушки такого калибра, они могли появиться внезапно на любом участке фронта, обрушить на противника шквал огня и мгновенно исчезнуть, не дав врагам времени прийти в себя и открыть ответный огонь.
Казалось бы, чего проще сделай снаряд с каналом сзади и пускай его на врага. Однако состав топлива, форма канала, равномерность горения, устойчивость полета по заданной траектории - все это требовало такой длительной отладки, исследовательских работ, испытаний, что немцы лишь к концу войны смогли создать свою реактивную артиллерию.
К концу 1944 года немецкие налеты на Англию почти прекратились - господство английской авиации в воздухе стало полным. И тем не менее в разных концах Лондона вдруг начали раздаваться страшные взрывы. Это и было новейшее секретное немецкое оружие, о котором столько трубила фашистская пропаганда: ракеты ФАУ-1 и ФАУ-2. Перелетая через Ла-Манш в любое время дня и ночи, в любую погоду, они причиняли англичанам много бед. Перехватить в воздухе их было невозможно. Единственный способ борьбы - отыскивать заводы и стартовые площадки этих ракет и устраивать постоянные массированные налеты бомбардировщиков.
Другое ракетное оружие, использованное немцами в конце войны, - фауст-патрон. Он был очень прост в изготовлении и обращении. Любой мальчишка из гитлерюгенда, вооруженный фауст-патроном, при удаче мог подбить настоящий танк. Но Германия была уже так истощена войной, что в ней почти не оставалось ни мальчишек, ни стариков, способных держать оружие. Дни фашизма были сочтены.
Начиная еще с предвоенных месяцев в нескольких московских лабораториях велись упорные работы и по созданию реактивных двигателей для самолетов. Война заставила ускорить эти работы.
Осенью 1941 года окрестности тихого уральского местечка огласились оглушительным ревом. Трудно было поверить, что источник такого адского шума - небольшой металлический цилиндр длиной меньше метра, установленный на специальном стенде. Людей поблизости не было видно. Они наблюдали за работой установки сквозь смотровые щели укрытия. И правильно делали - цилиндр довольно часто взрывался, окутываясь ядовитыми парами, или срывался с крепежных болтов и улетал в близлежащий пруд. И все же полгода спустя оглушительный рев стал доноситься уже с неба. Шел он теперь от небольшого самолетика невиданной конструкции - без винта, но с ярким языком пламени, бьющим из хвоста.
Это был БИ - первый советский реактивный самолет, имевший жидкостный реактивный двигатель (ЖРД). По форме своей двигатель напоминал большую металлическую бутылку. Во внутреннюю полость по трубам подавались керосин и азотная кислота. Воспламеняясь, они давали такую мощную струю огня, что, вырываясь назад из «горлышка бутылки», она разгоняла БИ до скоростей, недоступных никакому поршневому самолету.
Но одно дело - успешный полет опытного образца, другое - создание надежной машины.
Больше всего неприятностей доставляла азотная кислота. Она проедала стальные трубы, просачивалась в кабину пилота, работать часто приходилось в противогазах. Если кислота попадала на кожу, нужно было сломя голову бежать к бочке с водой, чтобы успеть вовремя смыть ее. Однажды капля кислоты попала в глаз инженеру, проводившему опыт. Судя по крику, боль была ужасная. Лишь прыгнув немедленно в пруд (а дело было зимой), человек спас себе зрение. Хуже всех приходилось летчику-испытателю Бахчиванджи. Попадание паров кислоты в кабину было для него равносильно газовой атаке: он задыхался, кашлял, слезы текли из глаз ручьями, так что видимость полностью пропадала. Попробуй тут вести самолет, да еще экспериментальный. А властный голос военной необходимости требовал: скорей, скорей! И люди работали не щадя себя.
Все же двигатель БИ оказался слишком капризным - летать с ним было, все равно что летать на бомбе. Кроме того, на высоких скоростях, близких к скорости звука, начинались какие-то непонятные явления, из-за которых самолет переставал подчиняться летчику. Весною 1943 года во время очередного испытательного полета погиб Бахчиванджи. Самолет его без всякой видимой причины перешел вдруг в пикирование и врезался в землю. Взрыв был таким сильным, что не осталось никаких обломков, по которым можно было бы понять причину аварии.
В конструкторском бюро Лавочкина тоже пытались использовать реактивную силу тяги. В хвостовой части обычного ЛА-7 устанавливали небольшой ЖРД, рассчитанный на две-три минуты работы. Летчик должен был включать его только в моменты боя. Лишняя тяга давала бы ему превосходство в скорости над противником: пусть кратковременное, но именно оно могло оказаться решающим.
- Стоит включить в полете реактивный форсаж, и самолет кидается вперед, как от пинка,- рассказывал летчик-испытатель Шиянов.
Скорость при включенном ЖРД действительно превосходила все ожидания. Но азотная кислота и здесь не поддавалась никаким ухищрениям конструкторов. Она скапливалась в изгибах трубопроводов, в кранах, затаивалась по змеиному и жалила в самый неожиданный момент. Рассказ Шиянова об одном из таких моментов, приведенный в начале этой главы, взят мною из книги писателя Арлазорова «Фронт идет через КБ». Опытному летчику удалось в тот раз посадить искалеченную машину. Но окончательного успеха удалось добиться только к августу 1946 года, когда первые советские реактивные самолеты появились на параде в Тушине.
В конце войны превосходство советской авиации стало полным. Последнюю надежду немецкое командование возлагало на создание сверхскоростного самолета. Личный приказ Гитлера гласил: начать работы по проектированию реактивного бомбардировщика. Бомбардировщик, летящий быстрее истребителя, не нуждался бы даже в пушках и пулеметах. Его оружием были бы бомбы и скорость. Но создать такую машину немцам не удалось.
Зато другая модель истребитель МЕ-262 - осенью 1944 года смогла подняться в воздух. Хотя этот самолет был плохо управляем и часто разбивался, не успев вступить в бой, все же его преимущество в скорости над истребителями других воюющих стран было значительным.
К счастью, германская промышленность к тому времени была сильно ослаблена и не могла выпускать его в достаточном количестве. Однако и те несколько машин, которые действовали на фронтах, были опасны для нашей авиации и авиации союзников. Бороться со скоростным истребителем могли только очень опытные летчики. Вот как описывает свою встречу с МЕ-262 Иван Кожедуб:
«Внимательно слежу за воздухом. Вижу, из-за дымки на высоте трех тысяч пятисот метров внезапно появляется самолет. Не замечая нас, он идет вдоль Одера на скорости, предельной для наших «Лавочкиных». Всматриваюсь: это безусловно реактивный самолет. Быстро разворачиваюсь, даю мотору полный газ, начинаю его преследовать. Летчик-фашист, очевидно, не смотрел назад, надеясь на большую скорость своего самолета. Я опасаюсь, что, заметив нас, он по обыкновению уйдет. «Выжимаю» из машины максимальную скорость, стараюсь сократить дистанцию и подойти под вражеский самолет.
Хочется подробно, поближе рассмотреть реактивный самолет и, если удастся, открыть по нему огонь.
Снижаюсь и подхожу под вражеский самолет со стороны хвоста на расстояние 200 метров. Удачный маневр, быстрота действия плюс скорость - все это позволило мне приблизиться к вражескому самолету... С волнением открываю огонь. Реактивный самолет, разваливаясь на части, стремительно падает вниз...»
Этот бой кончился победой. Но советские конструкторы не могли оставить за врагом такое опасное преимущество в скорости. Было решено форсировать работы по созданию нашего реактивного двигателя. Только уже не жидкостного (ЖРД), а турбинного.
Турбина! Вот в чем следовало искать новых путей повышения скорости боевых машин.
