Подводные лодки типа Д именовались «Декабристами» и представляли собою первенцев (!) советского кораблестроения. В свое время они были гордостью флота. Но те времена давно прошли. И лично я в лейтенантскую пору немало огорчился, узнав, с каким кораблем сводит меня судьба.
Но огорчение оказалось недолгим. При приеме дел, знакомясь со своими будущими подчиненными, я увидел среди них мичмана Настюхина. Мне хорошо была известна эта фамилия. Все, кто мечтал о подводных лодках, знали Константина Емельяновича Настюхина как бывшего боцмана легендарного гвардейского подводного минного заградителя Л-3, прославившегося многими победами в годы Великой Отечественной войны.
В один из вечеров, беседуя с Настюхиным об истории нашего корабля, я услышал о давнишнем переходе в июле 1933 года с Балтики на Северный флот. В ту пору на лодке командиром минно-торпедной боевой части назначили молодого новичка, исключительно старательного и требовательного. Именно его с началом перехода, когда лодка стала в транспортный док для прохода мелководья, утвердили исполнять обязанности командира дока.
Минер взялся за порученное временное дело с рвением. Усердно занимался с доковой командой. Требовал строго, но справедливо, старался не упустить ни одной мелочи. Завел правило для себя лично - обходить док два раза в сутки. Утром раненько до подъема экипажа, чтобы самому распределить фронт работ на день, и вечером для оценки проделанной работы.
Командир подводной лодки не мог нарадоваться новичком. Оставалось удивляться, когда только тот спит: и доком занимается, и по подводной специальности успевает лучше других, а еще - всегда до синевы выбрит, безупречно отутюжен. Всегда у него подшит белоснежный воротничок к кителю, а ботинки надраены так, что смотрись, как в зеркало.
И вот однажды вечером, во время одной из стоянок у берега, осматривал минер свои временные обширные владения. Целый день лил дождь. Образовавшиеся лужи на бортовых надстройках дока коварно поблескивали. Особенно там, где не убрали насухо подтеки машинного масла. Минер, конечно, это знал, но, уже заканчивая обход кормовой части, поскользнулся-таки. И надо же случиться, что на этом участке дока не было сплошного ограждения. Командир БЧ-3 рухнул вниз, внутрь дока с высоты двухэтажного дома. На счастье, лодка была обшита деревянными лесами. Они замедлили падение минера, а одна доска, сильно ударив в бок, с ходу вошла под брючный ремень. Согнулась, треснула, но жизнь моряку спасла. Он плюхнулся на днище дока в лужицы воды, подернутые соляром.
Когда подводник очнулся, прежде всего он забеспокоился не видел ли кто его полета. А уж потом с ужасом глянул на себя: лицо, руки - все в соляре. Грязные и мокрые брюки, китель разорван...
Не подав и звука, командир БЧ-3 выбрался из дока на берег. В сумерках он, стараясь не попадаться никому на глаза, пошел в поисках места, где бы можно было привести себя в порядок.
Но сколько ни шел, все попадались люди. Тогда решительно спустившись к берегу, он начал раздеваться, демонстрируя намерение выкупаться. Разделся и шагнул на бревенчатый плотик. Старожилы что-то закричали и замахали руками. Но смятение чувств, очевидно, помешало минеру правильно понять предупреждение. Он оттолкнулся ногами и, выбросив вперед руки, нырнул. Это было вторым падением, но теперь - на скрытые тонким слоем водной глади бревна.
Очнулся молодой человек на берегу. Вокруг хлопотали люди, только что спасшие его. Отказавшись от дальнейшей помощи, спасенный встал, отошел в сторону и начал застирывать брюки и китель. Приведя в порядок свое одеяние, облачился во все мокрое и побрел назад к доку. Вновь начавшийся дождь усилился, стало совсем темно.
Вахтенный, закутанный в плащ, неподвижно стоял у трапа. Минер шагнул на трап, назвал себя и, не останавливаясь, перебежал на борт дока. С дока по сходне перешел на палубу лодки и по узкому переходу в ограждении рубки поднялся на мостик.
Во время дождя подводники, чтобы не попадала вода через люк в лодку, закрывают отверстие тяжелой доской - вертлюгом. Под действием своей тяжести она захлопывает вход. При необходимости каждый может, легко нажав на свободный край вертлюга, открыть его и спуститься вниз. Обычно эту простую процедуру подводники проделывают быстро и точно. При спуске, как только голова скрывается в люке, вертлюг, крутнувшись, закрывает вход.
В этот раз вконец расстроившийся командир БЧ-3 то ли очень резко нажал на край доски, а может, слишком медленными были его движения при спуске, но не успел он скрыться в люке, как получил сильный удар вертлюгом по голове, возвратившимся на место.
Руки разжались, ноги скользнули по отвесному трапу - и снова полетел командир БЧ-3 вниз, в третий раз в этот злополучный вечер. Надо же такому случиться, что паёлы (настил палубы) под люком были открыты, и упал минер в аккумуляторную яму.
Очнулся он в кают-компании. Рядом были товарищи, а корабельный доктор держал около носа флакон, из горлышка которого прямо в ноздри бил едкий запах нашатыря. Когда пострадавший открыл глаза, доктор участливо спросил:
- Что случилось?
Минер, не скрывая ничего, рассказал о своих конфузиях. Никто не смеялся. Глядя на мокрого, в синяках и ссадинах командира БЧ-З, друзья понимали - чего стоили требовательному, щеголеватому аккуратисту признания в своих злоключениях.
Только доктор покачал головой и философски заметил:
- Ну, брат, коль трижды за вечер избежал смерти, то родился ты под счастливой звездой.
Мичман Настюхин, закончив рассказ, с хитрецой спросил меня:
- А знаете, кто был тем молодым минером?
И, не дожидаясь моего ответа, с гордостью сказал:
- Будущий командир нашей знаменитой гвардейской Л-3 Петр Денисович Грищенко.
Выходит, действительно доктор оказался пророком. Ведь столько смертельных подводных схваток провел Грищенко в годы Великой Отечественной войны - и из каждой возвращался победителем. Впоследствии о нем стали писать как об одном из самых дерзких и удачливых советских подводников. И тем не менее этот эпизод из своей подводнической молодости он хорошо помнит. При нашей недавней встрече Петр Денисович с удовольствием добавил несколько деталей в рассказ мичмана Настюхина.
